Мои начинания

Supported by http://www.holography.ru
holos

Мои начинания

Post by holos »

Да, и все-таки напомню, что после проявления нужно голограмму отфиксировать - отбеливатель Филлипса работает только с благородным металлом :wink:
_Pirra

Мои начинания

Post by _Pirra »

Доброго времени суток.
А как пользоваться проявителем Валента?
Надо ли разбавлять, в какой пропорции, сколько времени проявлять, есть ли какие нибудь тонкости?

Заранее благодарна.
holos

Мои начинания

Post by holos »

Разбавлять не надо - это химический проявитель. Время проявления точно не припомню, надо покопаться в записных тетрадях. Попробуйте с 5-7 мин. Температура 18-19С. Каких-то тонкостей тоже нет. Хорошо промывайте голограмму перед отбеливанием (и после).
_Pirra

Мои начинания

Post by _Pirra »

Как долго хранится проявитель, сколько голограмм можно в нём проявить? Или он одноразовый? Развела, проявила вылила или развела, поставили в холодильник, проявила и снова в холодильник, как закрепитель? Или развела, отлила часть для проявки, проявили, вылила а остальное в холодильник?

Заранее благодарна.
holos

Мои начинания

Post by holos »

Как и все химические проявители, проявитель Валента многоразовый проявитель. Он не разбавляется перед проявлением, только доводится до требуемой температруры.
holos

Мои начинания

Post by holos »

…1971 г. Подходило к концу наше обучение в институте. Заканчивалось то прекрасное время, когда ты уже ощущал себя взрослым, самостоятельным человеком, но еще не взвалил на себя груз ответственности за выполнение производственных планов, за благополучие семьи, и потому наслаждался этой, данной судьбой, возможностью свободной и почти беззаботной жизни. Лекции и экзамены были не в счет. Мы все хорошо учились и не обременяли себя нудной зубрежкой, схватывая большинство предметов налету. Подумаешь, 2-3 бессонные ночи перед экзаменом, когда ты встречаешь рассвет за чтением подзабытых лекций и учебников, и просыпающиеся птицы с удивлением заглядывают в освещенное окно общежития, забыв начать свою первую трель. Зато, какая легкость появлялась после экзамена, когда ты выходил из аудитории с зачеткой, потяжелевшей еще на одну хорошую оценку, под аккомпанемент формул и определений, с шуршанием покидающих плотно набитую ими голову.

Но одна проблема все же не давала покоя, вызывая волнение и беспокойство. Это было РАСПРЕДЕЛЕНИЕ на работу после защиты дипломного проекта. Вариантов распределения было три. Распределение по заявкам заводов и институтов, ежегодно поступающих в наш институт, персональный вызов новоиспеченного специалиста на предприятие, которое он мог получить, самостоятельно договорившись с администрацией и, служба в армии.
Заявок хватало на всех – в те времена система обеспечения кадрами народного хозяйства была отлажена хорошо, но, конечно, не все они были равноценны. От Москвы и Подмосковья набиралось всего несколько заявок, потом шли Орел, Дятьково и другие города. Мне в этом смысле совершенно не повезло. На специальном сборе на военной кафедре после экзамена, по результатам которого нам присвоили звание инженера-лейтенанта войск ПВО, попросили выйти из строя первых 10 студентов по списку. Всем вышедшим из строя студентам объявили об их наборе в армию. Моя фамилия в списке была третьей…
Нельзя сказать, что я так уж сильно расстроился от такого жребия. В те времена служба в армии была естественным явлением, половина вчерашних школьников и студентов надевала военную форму, искренне веря, что выполняет свой долг перед воспитавшей их Родиной. Но у меня в запасе была одна идея, которую я вынашивал уже несколько месяцев.

К тому времени я уже имел достаточно приличный опыт в голографии (см. заметку по этой теме в этом разделе). Было освоено несколько схем записи голограмм, прочитаны доклады на студенческих конференциях, меня подключили к исследованиям аспиранта с кафедры физики для регистрации поверхностных волн на воде, как модели волн на поверхности твердого тела – тогда еще только зарождающегося важного направления в экспериментальной физике. Притащили импульсный рубиновый лазер «Раздан-2», собрали схему записи голограмм. Несколько месяцев работы ничего не принесли, кроме жуткого взрыва одного из конденсаторов блока накачки. Сейчас-то уже понятна причина этих неудач – у лазера была ничтожная когерентность.
И, вот, на фоне моего увлечения, перераставшего просто в любовь к голографии, мне пришла мысль, сначала мимолетно, потом, окрепнув и прочно завладев сознанием – попытаться устроиться на работу в голографическую лабораторию. Меня особо не интересовала ни Москва, ни Подмосковье, мне просто хотелось заниматься голографией. И я смог бы убить двух зайцев – с вызовом в руках меня освобождали от службы в армии.
Такую лабораторию я знал только одну – лабораторию Денисюка в ГОИ, в Ленинграде.
my first hologram_1969.jpg
my first hologram_1969.jpg (60.3 KiB) Viewed 9895 times
Амплитудные голограммы записывались на бытовую фотопленку «Фото-32» с разрешением 110 лин/мм. Для получения совместимой интерференционной картины пришлось приблизить объект (сопротивление МЛТ, 2 Вт) на 2 мм к расходящемуся опорному пучку.

И вот, наивный, провинциальный студент, не имеющий серьезного жизненного опыта, но с огромным желанием заняться голографией едет в Ленинград, к Денисюку. Сначала «Березкой» до Москвы, потом, погуляв день по столице, вечерним поездом до Ленинграда. О чем он думал под стук колес скорого поезда? Какие мысли пролетали в его голове синхронно с угасающими пейзажами за окном поезда? Наверное, он уже мечтал, как займется голографией в этой самой известной лаборатории в стране. Наверное, он верил в удачу, как верят в нее все молодые люди этого возраста.
Ленинград встречает студента теплым, солнечным утром. Он впервые в Ленинграде, все привлекает его в этом удивительном городе, суета на вокзале, привокзальная площадь с выходом на Невский проспект. Студент подходит к ближайшей к вокзалу Справочной по городу. За 2 копейки заказывает адрес Государственного Оптического Института. Пожилая тетя листает страницы адресных книг. - Нет такого предприятия.- Как нет?!- Нет, в адресных книгах его нет.
Возможно ошибка. Студент кидается к другой Справочной. Результат тот же – предприятия ГОИ в Ленинграде нет!
Отчаяние охватывает студента. Темнеет небо, как при затмении, яркое солнце из редких просветов в тяжелых облаках, как из лазеек, вырывается наружу и редкими пятнами мечется по Невскому проспекту. Резкий ветер подул с Балтики и, сразу поседевшая Нева ощетинилась свинцовыми волнами, над которыми с тревожными криками заметались чайки. Сами собой развелись мосты, разъединяя людей и их судьбы. Резкие порывы ветра сбили белую пену с гребней, заполнив воздух водяным маревом, за которым скрылась стрелка Васильевского острова, скрылся, исчез и сам остров, на одной из Линий которого, начертанных Петром, остался, недосягаемый и навсегда уже недоступный студенту, Оптический Институт.

Некому помочь студенту в этом огромном городе, он одинок, как в пустыне. И не знал он и предположить не мог, что ГОИ всегда был закрытым, оборонным предприятием, и информация о его местонахождении не доводилась до общедоступных справочных.
Что оставалось делать бедному студенту? Пробродил он по Невскому проспекту, купил в Гостином Дворе популярнейший фотоувеличитель «Ленинград-2» и широкоформатный фотоаппарат «Любитель» и вернулся в Рязань. Вернулся разбитым и в конец расстроенным. И через год загремел в армию.

Войска ПВО были в то время на хорошем счету, особенно после того, как ракетой сбили американский самолет разведчик, которого не смогла достать наша авиация. Насыщенность сложной электронной техникой, боевая оснащенность и постановка боевых задач не могли не вызывать уважения у других родов войск.
Меня определили на службу в часть, стоящую недалеко от маленького украинского городка, в 20 км от Львова. Определили на станцию дальнего радиолокационного обнаружения при командном пункте, хотя изучали мы на кафедре как раз тот ракетный комплекс, который сбил Пауэрса. Но приказы в армии не обсуждаются, пришлось брать описания в секретном отделе и изучать станцию с нуля. Два дальномера, два высотомера, стоящие на искусственных горках, несколько кабин управления и дизель-генераторов в ангарах, зарытых в землю. Вот тут-то мне и пригодились и знания, полученные на военной кафедре и некоторые дисциплины учебного курса (СВЧ приборы) и собственный опыт радиолюбительства. Берешь какую-нибудь папку, раскладываешь схему прохождения сигнала по всем шкафам и кабинам длиной пару метров и бегаешь с этой схемой по реальной кабине, проверяя реальные блоки, разъемы, кабели, Уже через пару месяцев я достаточно сносно освоил станцию и меня допустили до дежурства по станции. Вообще, двухгодичников ставили на дежурство очень часто, особенно по выходным и, тем более, по праздникам - кадровые офицеры имели здесь неоспоримые преимущества. Нас же это обстоятельство особо не тяготило. Поэтому наша небольшая и дружная компания двухгодичников, жившая в офицерском общежитии, расположенном рядом с казармой, всегда отмечала любой праздник за день до его наступления.
in army.jpg
in army.jpg (88.28 KiB) Viewed 9895 times
Моя жизнь постепенно втягивалась в несколько однообразную армейскую колею. Утренние разводы, рабочие включения станции, регламентные работы, устранение неисправностей и прочие немудреные события сильно встряхивали только учебные тревоги.
И вот ты один, на дежурстве, в кабине управления дальномерами, ерзаешь на неудобном командирском стульчике, рядом с телефонами связи, пытаешься закутаться в шинель и согреться холодной январской ночью. Можно, конечно, включить мощный калорифер, который за минуту нагреет всю кабину так, что хоть мундир с сапогами снимай, но для этого надо будить солдатиков-дизелистов, которые вместе с высотомерщиками крепко спят прямо в кабине управления дизелями на расстеленных на холодном полу бушлатах, и запускать мощный дизель-генератор. Но не хочется мне ни будить ребятишек, ни запускать лишний раз дизель. Да и время уже перевалило за 3 часа ночи, потерплю. И вдруг, как гром среди ясного неба, как вой жуткого чудовища, прямо за моей спиной загудела, завыла мощная сирена боевой тревоги. И не успела она и на половину достичь своей максимальной мощности, как зачихало, затарахтело и равномерно загудело в соседнем ангаре. Это сержант Балабай, опытный дизелист, мгновенно запустил первый дизель.
20 сек. тревоги. На кабину подано напряжение. Пролетаю по кабине, по очереди включаю питание все шкафов. Зашумели, завыли вентиляторы системы охлаждения. Еще полминуты назад, темная и холодная кабина ожила. Загорелись многочисленные лампочки на шкафах и блоках, дрогнули и отклонились стрелки встроенных измерительных приборов, появилась развертка на индикаторе кругового обзора. Кидаю взгляд на индикатор – вижу устойчивую цепочку Карпат и цели, разбросанный по всему экрану. Значит, дальномеры уже раскрутились и вошли в синхронизм с круговой разверткой.
120 сек. тревоги. В два прыжка перебегаю в кабину управления высотомерами. Склонились солдатики над индикаторами, выдают первые высотные координаты целей своим партнерам на другом конце длинного кабеля на командном пункте. Вижу, что все здесь в порядке, возвращаюсь в свою кабину, проверяю систему СПЦ (селекция подвижных целей), сложную и капризную систему. Работает.
180 сек. тревоги. Микрофон в руки, докладываю дежурному офицеру на командный пункт:
- Товарищ подполковник, станция дальнего обнаружения боеготова,
- Молодец, Серега, так держать.
Опытный и добродушный подполковник, которого не выведешь из себя такими пустяками, как учебная тревога, и так видит на своем выносном индикаторе, что станция работает в штатном режиме. Уже более спокойно проверяю главные системы станции, еще раз забегаю к высотомерщикам, проверяю качество сигналов на индикаторах.
20 мин. тревоги. Прибыл весь солдатский состав станции из казармы. Дежурный расчет смог расслабиться. Уже работают оба дизеля, оба высотомера, оба дальномера, все заняли свои рабочие места.
30 мин. тревоги. Слышу гул автомобильных моторов наверху, у входа в ангары. Это приехали офицеры из военного городка. Все с чемоданчиками, всегда снаряженными не случай тревоги и лежащие наготове где-нибудь под кроватью. А в чемоданчиках – полотенце, мыло, бритвенный прибор и еще куча мелочи для проведения на станции нескольких дней учебной тревоги. Начальник станции, строгий майор сразу, без моего доклада, садиться за свой индикатор. Молчит, значит, все в порядке. Старший лейтенант занялся своим высотомером, капитан пошел к дизелистам, прапорщик – в кабину управления высотомерами. Все на своих местах. И гудят мощно и монотонно дизели и вращаются дальномеры на своих горках, пробивая пространство на многие сотни километров и качаются высотомеры, выслеживая цели на всех высотах. Вся станция с солдатами и офицерами, с кабинами и антеннами, превратилась в единый сложный организм работающий четко и слаженно.
Замечаю ослабление сигнала от целей на моем дальномере. Усиление на максимум – не помогает. Значит, что-то расстроилось в самой кабине дальномера. Выбегаю из кабины управления, наверх из подземного ангара, дыхание перехватывает от ядреного морозного воздуха. Еще не набрал силы зимний рассвет и наши дальномеры и высотомеры, размытые в густой и холодной воздушной синеве, как невиданные, фантастические существа крутятся и качаются на высоких горках. Поздно вспоминаю об оставленной фуражке, но нет времени вернуться назад, бегу на горку, к надрывно гудящему и вращающемуся дальномеру с огромными лопухами-антеннами, вырубаю тумблер вращения, установленный на середине ската, подбегаю к кабине и запрыгиваю на нее, еще не успевшей остановиться из-за огромной инерции вращения. Протискиваюсь в тесное пространство кабины, плотно набитое различными блоками и системами. Включаю осциллограф, проверяю самый важный параметр – спектр излучения магнетрона. Так и есть – спектр сбился, вместо симметричного «колокола», по экрану гуляют рваные ошметки. Кручу настройки волновода, кое-как подправляю спектр. Надо заменить магнетрон при ближайших регламентных работах.
Вываливаюсь из кабины, закрываю голову рукой, как будто ей можно защититься от мощного излучения от антенн, скатываюсь с горки, не забыв включить тумблер вращения дальномера, влетаю в кабину управления. Цели стали заметно ярче, значит, дальномер боеготовности не потерял.
Перехожу на фотоконтроль – специальный индикатор кругового обзора в кабине высотомеров с закрепленной над ним фотокамерой, снимающей воздушную обстановку. С полгода назад было ЧП – специальная проверка работы фотоконтроля выявила его низкую эффективность – в штатном режиме на каждом кадре пленки снимался один оборот развертки индикатора и метки самолетов, мелкие и неяркие, очень плохо выделялись на фоне импульсных помех и помех от отражений от земли. Мы тогда, пропотев несколько часов, еле-еле отрисовали траектории нескольких самолетов. Мне тогда пришла в голову простая мысль – фотографировать не один, а сразу несколько оборотов развертки индикатора. Тогда помехи так и останутся точечными, а метки целей вытянутся в короткие отрезки-траектории и их будет легко выделить и соединить в общую траекторию.
Нарисовал принципиальную схему для снижения частоты фотосъемки на нескольких ламповых триггерах, но в техническом отделе развели руками – радиодеталей там не было, дали на разборку какой-то электромеханический узел неизвестного происхождения. Покопавшись неделю с этим узлом, я смог-таки настроить его и подключить к фотокамере так, чтобы она перематывала пленку один раз за пять оборотов развертки. На каждом кадре цели отображались в виде цепочки из нескольких меток. Отличить их от помех было очень легко. Подобрать режимы проявления пленки с учетом ее многократной передержки (съемка пяти оборотов развертки вместо одного) было для меня сущим пустяком – убавил яркость развертки индикатора и разбавил стандартный проявитель в несколько раз – и все дела. В ближайшую учебную тревогу я опробовал свой творение. Мой начальник – грозный майор, топорщил усы и постоянно закладывал руки за спину, что красноречиво говорило – сорвешь фотоконтроль – сам и будешь отвечать перед генералами. Для оперативной обработки фотопленки мне – неслыханное дело - выделили даже пол-литра спирта. И вот я вставляю высушенную пленку в фотоувеличитель и карандашом на бумаге рисую траектории самолетов. За спиной сопит майор, но сопит как-то уже не очень страшно. Через полчаса данные фотоконтроля поступили на КП – все прошло как по маслу – отснятые траектории целей совпали с заданными. А я получил устную благодарность от начальника станции и 10 руб. за рацпредложение.
…Через несколько часов с КП поступил отбой учебной тревоги. Остановились дальномеры, затихли дизели, офицеры ушли на командный пункт для «разбора полетов», я остался с прапорщиком на станции, продолжая дежурство. Ни на минуту, ни секунду станция не должна оставаться без дежурного расчета, без возможности оперативного включения станции в любое время дня и ночи.

После дежурства полагались сутки отдыха. Проводили его по-разному. Я же, переодевшись в штатское, ездил во Львов. После провинциальной Рязани Львов был без преувеличения, ЗАПАДНЫМ городом. Костелы, ратуши, старинные замки, скульптуры на площадях, брусчатка улиц, и необъяснимый, западный дух этого города изумлял и притягивал одновременно. Я не мог понять его внутренней жизни, она ускользала от моего сознания, загроможденного иными проблемами. И, погуляв по Львову, послушав орган в костеле Святой Магдалины, пофотографировав в Стрыйском парке, или поднявшись на высокую гору в центре города с телебашней на верхушке, я нехотя возвращался в свой военный городок из этого нереального мира, мира, созданного своим воображением.
Lvov town.jpg
Lvov town.jpg (148.43 KiB) Viewed 9895 times
И все было хорошо и уже привычно, но как бы спокойно и размеренно не текла наша армейская жизнь, где-то глубоко внутри, зажатый повседневными заботами, а, иногда и сознательно загнанный в дальний угол, бился и метался горячий комочек НАДЕЖДЫ.
holos

Мои начинания

Post by holos »

Медленно, по-черепашьи, приближался 1974 год, год моего увольнения из Вооруженных Сил. Уже и мои солдатики подшучивали надо мной: «Ну, что, товарищ лейтенант, дембель скоро?» И прислали мне на замену молодого офицера из Бауманского училища, которого я учил многим премудростям армейской жизни. И комок внутри меня стал биться сильнее, каждый раз напоминая, что скоро наступит очередной ПЕРЕЛОМ в моей жизни.
В середине декабря 1973 года ко мне пришло письмо от моего верного друга по институтской группе. Он хорошо учился и был распределен в г. Фрязино под Москвой в лабораторию, которая занималась средствами отображения информации. Мой товарищ работал в секторе акусто-оптических дефлекторов, но основным направлением работы лаборатории была разработка голографических информационных устройств. Как раз к этому времен в лаборатории были закончены поисковые НИРы и была поставлена задача создания опытных устройств по записи и восстановлению текстовой информации методами голографии. Для решения поставленной задачи нужны были специалисты по голографии и электронике. Вот под этим соусом мой товарищ и предложил мою кандидатуру начальнику лаборатории, не забыв рассказать о мои успехах в голографии в РРТИ. И начальник захотел встретиться со мной и оценить мою кандидатуру.
Но вот проблема – отпроситься со службы по личным делам, да на пару дней, было для двухгодичников практически невозможной задачей. За день до Нового Года подхожу к майору, докладываю ситуацию, жду ответа. Опытный человек, военный до кончика ногтей, строгий и требовательный к подчиненным, но не потерявший человеческой души, майор понял мою проблему, понял, что от этой поездки зависит все мое будущее и решил вопрос: «Ладно, разрешаю съездить на Новый год, я капитана попрошу подежурить на станции, но не забудь отблагодарить его».

..Лечу со станции в общежитие. Хватаю только бумажник с деньгами и удостоверение и как есть, в военной форме – в аэропорт Львова. Вот преимущество военного – сразу дают билет до Москва из брони. Как летел, как добирался до Фрязино, где встретил Новый Год – в самолете-ли, или в московском аэропорту – не удержала моя память, заполненная до краев только одним – предстоящей встречей. И вот я уже сижу у своих друзей, в ОТДЕЛЬНОЙ КОМНАТЕ двухкомнатной квартиры, которую тогда давали бесплатно всем молодоженам при рождении ребенка. Жена друга накрывает на стол. Открываем шампанское, пьем за счастье и удачу. В маленькой комнатке, в маленьком городе огромной страны, освещенной елочными гирляндами, сидят закадычные друзья, не видевшиеся два года и обсуждают проблемы родной науки – оптики. И уходит в тень и растворяется в ней все лишнее, накипевшее, наболевшее, все, что накопилось за это невыносимо долгое время.
2 января 1974 года. В те далекие времена длинными праздниками нас не баловали и хорошо, если 2 января приходилось на субботу – можно было погулять еще один день. Но в этот раз 2 января пришелся на среду и был первым рабочим денем Нового Года. Все строители коммунизма, плохо выспавшись, едва протрезвев, плелись на свою работу в темно-синей мгле наступающего утра. Добрались и мы с другом до проходной НИИ. Через несколько минут начальник лаборатории вышел на улицу. Нельзя было не заметить, что мой вид произвел на него сильное впечатление. Высокий и подтянутый, в военной форме и, наверное, с соответствующим выражением на лице, таких «молодых специалистов» принимать на работу ему еще не приходилось. Разговор длился не более пяти минут. Вердикт был однозначный – «после увольнения в запас вы будете зачислены в штат лаборатории на должность инженера».
Как я летел обратно во Львов тоже не помню, даже не помню – самолетом-ли или просто так, на крыльях счастья. Что осталось рассказать о последних месяцах службы – это было ежедневное ощущение мучительного ожидания. Дела на станции у меня спорились, я уже давно перешел в разряд опытных офицеров, был повышен в звании до старшего лейтенанта-инженера, повысили и оклад до 205 руб. Вот слышу, как капитан ругается по телефону с зам-по-тех-снабжению - тот не дает нужное количество электрических лампочек. Кричу ему из дизельной, всегда слабо освещенной – «Товарищ капитан, лучше берите две по двести, чем три по сто». Фраза сразу стала крылатой, мгновенно видоизменив свой смысл, кадровые офицеры полка окончательно убедились, что двухгодичники не такие уж глупые люди. Стали приезжать офицеры с соседних станций, просили помочь в устранении неисправностей, что я и делал с большим удовольствием. Включили в комиссию по проверке сохранности секретных артефактов и я объездил с комиссией все дивизионы полка, встречаясь со своими «однокашниками», тоже добивающими свои сроки.

И вот настал МОМЕНТ, настало МГНОВЕНЬЕ СЧАСТЬЯ. Теплый май 1974 г. Начальник станции, пожилой майор, строгий снаружи, но по-отечески добрый внутри, проводит утренний развод на маленькой площадке между ангарами. И стоит по стойке «Смирно» далеко не парадный, но вполне боевой, строй нашей маленькой команды – три офицера, прапорщик, два сержанта и десять солдат. После обязательных слов о готовности станции слова обо мне. «Сегодня мы провожаем со службы старшего лейтенанта Воробьева. За два года службы он проявил себя с самой лучшей стороны. Я не знаю более ответственного и обязательного офицера…». Развод закончен, мне пожимают руки. За цепочкой, преграждающей въезд на территорию станции, стоит ГАЗ-66, в кузове ящик с моим нехитрым скарбом. На этот раз ее маршрут - до железнодорожной станции. Прошлым вчера мы собрались в последний раз в ресторане маленького украинского городка и отметили мой дембель. И не выходят из памяти добрые, хорошо знакомые лица моих однополчан, всегда готовые прийти на выручку, тосты за мои успехи на гражданке, мягкий говор украинских официанток «Почикайте хволынку, буде ласка, зараз подывлюся»…
Загрузился в машину, поехали на железнодорожную станцию. Скрылись за поворотом наземные строения станции и командного пункта, но долго еще, как бы провожая, смотрели на меня с горок огромные и печальные глаза-антенны дальномеров, застывшие в своей металлической грусти.

В июне я уже был зачислен в штат голографической лаборатории на должность инженера с окладом в 110 руб. (это после 205 руб. армейской зарплаты!). Но это совсем меня не волновало – я сразу попал в водоворот важнейших и интереснейших научных событий. В то время, в середине 70-х годов во всем мире шла гонка по разработке голографических информационных устройств. Успехи лазерной техники, труды Лейта, Упатниекса и Денисюка, заложили основы микроголографии - записи информации на голограммах миллиметровых размеров. Это позволяло на одной фотопластинке записывать несколько тысяч голограмм и потом восстанавливать их в поисковой системе. Турухано в Гатчине, Микаэлян в Москве, Пен и Твердохлеб в Новосибирске, ведущие лаборатории Европы и Америки, наперегонки создавали уникальные голографические установки. Не отставала и наша лаборатория. Как раз перед мои появлением, была создана первая экспериментальная установка для записи блоков микроголограмм с текстовых микрофильмов. Установка уже стояла в лаборатории, нужно было освоить ее в работе и наладить запись микроголограмм. Управление установкой по тем временам было достаточно сложным – шаговые двигатели, мальтийские кресты, прецизионные винтовые пары, покадровая перемотка микрофильма, синхронизированная с перемещением фотопластинки – все это отпугивало сотрудников лаборатории, которые с опаской обходили это творение конструкторов из КБ. А меня, как магнитом, тянуло к этой установке, я даже ревновал к потенциальному наладчику этой установки. Но судьба моя, столько лет ехидно усмехаясь, первый раз улыбнулась мне – на первом же совещании у начальника лаборатории заняться установкой было поручено мне!
И огромная потенциальная энергия, накопленная за два года ожидания, вырвалась, наконец, наружу, осветив мою жизнь ярким светом на долгие годы. Вот оно, СЧАСТЬЕ, которому нет границ, которое выстрадано годами томительного ожидания, которое не оставляет места для других чувств.
И, если бы я не был физиком и убежденным материалистом, я бы, наверное, сказал своей неодушевленной любви: «Ну, здравствуй! Я вернулся!»
bloc of microholograms.jpg
bloc of microholograms.jpg (137.49 KiB) Viewed 9894 times
http://www.holoshop.ru/ebooks/migol-1.pdf
http://www.holoshop.ru/ebooks/kvant-1.pdf
http://www.holoshop.ru/ebooks/TV-sys.pdf
http://www.holoshop.ru/ebooks/TV-sys2.pdf
http://www.holoshop.ru/ebooks/optimizaciya.pdf
Efrazi

Мои начинания

Post by Efrazi »

Доброго времени суток!
Вот несколько моих первых голограмм...Метод Денисюка.
Использованное оборудование и материалы:
-модуль на 4мВт, длина волны излучения диода 650нм;
-пластины ПФГ-03м 63мм х 63мм;
-химия Photographer Formulary JD-4 и чудо-мыло в черной бутылке от кампании "Integraf";
-вода деионизированная;
-стол оптический, без пневматической подвески;
-измеритель мощности Thorlabs PM130D;
-два студента-физика;
-штатив, кюветы, монеты (для опоры),секундомер;
-черная,белая бумага;
-объекты.
Как сказали родители одного из студентов: "Вашу бы энергию да в мирное русло...."
Не хотелось писать не по существу в этой теме, но пока не нашла подходящей. Может ответ уже где-то есть - пришлите, пожалуйста, ссылку.
Голограммы записанные по методу Денисюка можно смотреть в белом свете, но мои выглядят не четкими в белом (совсем плохо со светодиодами, лучше с галогеновой лампой), достатоно четко выглядят в свете лазера. Я так понимаю, что это из-за неточечности (некогеррентности, немонохроматичности) источника. Что сделать, что бы голограмму записанную этим методом было четко видно при освещении белым светом?
Attachments
собачка
собачка
dog.jpg (107.49 KiB) Viewed 9775 times
мышка
мышка
mouse.jpg (118.52 KiB) Viewed 9775 times
_Pirra

Мои начинания

Post by _Pirra »

Доброго времени суток.
Изходя из чёткости деталей, могу предположить, что лазер здесь не причём и стабильность установки достаточна.
Вероятные причины:
- Перепроявка. (Запишите крупное изображение, разрежте стеклорезом на 2 - 4 части и проявите с разным временем проявления. так можно исключить проблему)
- Перэкспонирование. (попробуйте записать голограмму с меньшем временем экспанирования)
- Обратите внимание на время между извлечением пластин из холодильника и началом записи. Я советую не менее часа. (но могу ошибаться)
- Обратите внимание на цвет закрытого при записи участка голограммы, он должен стремится к прозрачному. Если нет, возможно нарушены правила хранения пластин и на них образовалась вуаль. Сильно ухудшает яркость.
- Загляните в тему "плохие голограммы"

Надеюсь, я смогла хот немного помочь.
Efrazi

Мои начинания

Post by Efrazi »

Спасибо за советы - будем пробовать менять экспозицию. По личным ощущениям - мне кажется, что я в закрепителе не додержала...Может ли это влиять на указанный дефект (не видно в белом свете, видно в красном)?
По ссылкам мои две предыдущие картинки, но вместе с объектами. А то на фото как-то не очень понятно, что за объекты я голографировала....
http://gallery.ipcom.com.ua/files/1/8/4/5/dog.jpg
http://gallery.ipcom.com.ua/files/1/8/4/5/mouse.jpg
Locked